Анна Барт

Месть из прошлого

© Барт А., 2012

© ООО «Издательский дом «Вече», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru )

Пролог

Маленький худенький мальчик, шлепая грязными босыми ножками по февральской измороси, просил его:

– Хочу к маме. Отведи меня к маме. Где моя мама? Мама… Мама!

Он чувствовал тепло детской ладошки, так доверчиво лежащей в его руке, живой, горячей, маленькой… но тащил рыдающего мальчишку все быстрее и быстрее, уже задыхаясь под шубой… Сердце колотилось где-то в горле.

Вот и виселица показалась… Темная, страшная… Народ расступился в молчании перед ними и только слышен был тихий плач ребенка, которого он сейчас ненавидел всей душой за то, что собирался с ним сделать.

– Где моя мама? Мама… Мама!

Вот уж он ставит ребенка на приступочку, вот надевает на тоненькую шейку колючую веревку, вот выбивает опору из-под детских ножек… – и забился ребенок в конвульсиях, извиваясь всем тельцем в борьбе за глоток воздуха, раз, другой, третий… Лицо посинело, глаза остекленели, язык вывалился наружу…

– А-а-а-а-а-а!..

Боярин Суворцев просыпается от собственного звериного крика, садится, хватая перекошенным ртом воздух, пот льется в глаза и пощипывает в них от соленых капель.

– Свят, свят, свят, спаси Царица Небесная, – бормочет он, осеняя себя размашистым крестом и вглядываясь в темное оконце – черный квадрат.

До рассвета далеко. Только не завьюженное подслеповатое окошко видит боярин. Мерещится ему инокиня Марфа в монашеском платье и молоденькая пани Марина перед ней – с заплаканными глазами, похудевшая от невзгод, но все равно невыразимо прекрасная своей наивной юностью.

Экзотический цветок, по чьей черной воле занесло тебя в чужую Московию? Зачем приехала ты сюда? На что надеялась? Что нашла? Как сердце твое не разорвалось в тот же момент, когда любовно выпестованного единственного сына твоего и наследника, четырехлетнего царевича Ивана, повесили около Серпуховских ворот Кремля?

О! Эта проклятая скрипучая виселица и худенькое тельце, болтавшееся на ней под снежными хлопьями! Цыплячьи ручки в синяках, детские пальчики в заусенцах…

За окном метет и метет поземка, нет конца зимней ночи. Спит дом. Но не уснуть боярину. С ужасом вспоминает свой сон-быль, кряхтя слезает с кровати и садится подальше от нее, на сундук, в темный угол. Открывает маленькую книжечку с нарисованными диковинными травами и зверьем и находит страничку с гравюрой. Смотрит с нее на него лукаво польская прелестница пани Мнишек, улыбается смело, не ведая, что ждет ее.

Мене, текел, фарес. Отмерено, взвешено, разделено.

Тяжело падает боярин на колени перед киотом с одной-единственной зажженной свечой и молится горячо, шепчет чуть слышно:

– Прости меня, грешного, Господи! Вечное царство, вечный покой, тебе, царица Марина, и тебе, мученик царевич Иван… Вечное царство, вечный покой… Вечное царство, вечный покой…

Младшему брату в память о московском детстве

О, мачеха моя! О, русская земля!
Но я люблю тебя, суровую и злую,
И каждою твоей травинкой дорожу.
За что? За что тебя люблю я?
Сама, пожалуй, я ответ не нахожу.
Княжна Е. Мещерская

Часть первая

1. Нежданная гостья или выходной день

Душный день медленно тащился к концу.

Я вылезла из бассейна и предвкушала мирное чаепитие под разросшимися виноградными лозами на открытом патио.

Мои мужчины отсутствовали, и я наслаждалась полным покоем. Никто не орал над ухом, не приставал с вопросами, не чертыхался, не просил «чего-нибудь» поесть, не разбрасывал ежеминутно вещи и не требовал невозможного. Мне выпала невероятная карта – целых три дня ничегонеделания в обнимку с толстым романом Вольфрама Флейшгауэра. Буду сидеть в плетеном кресле в тени веранды, пить чай с булочками и читать до полного одурения. Это ли не счастье?!

Чай упоительно пах мятой, клубникой и лимоном, совсем как в милом летнем детстве, когда в воскресный вечер родители наконец-то сваливали в город, а мы оставались с дедушкой одни на притихшей подмосковной даче отдыхать от них и от сумасшедших выходных. Как только родительская машина скрывалась за кустами душистой малины, мы, счастливо отдуваясь, вновь рассаживались вокруг обеденного стола, заставленного стаканами, вазочками и тарелками. Дедушка надевал очки, шуршал газетой, а я, с ногами забравшись на стул, грызла сушки с маком и лениво листала страшно популярный тогда журнал «Юность»…

После бассейна ужасно хотелось есть; торопясь, я стащила мокрый и холодный купальник, влезла в шорты и старенький безразмерный свитер, нетерпеливо принюхиваясь к сладко пахнущим круассанам и облизываясь на них и обожаемого Вольфрама Флейшгауэра, который зазывно улыбался мне с обложки только сегодня купленной книжки.

Когда ребята уезжают, мне всегда как-то не по себе от тишины в огромном сумрачном доме и, решив оставить бассейн освещенным, я опустилась в кресло и даже застонала от радости. Взяла в руки толстенький томик, откусила кусочек восхитительной сдобы, повозилась, поудобнее устраиваясь в широком кресле, и углубилась в чтение.

Незаметно бежали минуты. Вспыхивали голубоватым светом подводные огоньки бассейна, посапывали фильтры, но в доме было непривычно тихо без мальчишек и Фриды – нашего бестолкового алабая. Вацлав ранним утром всех увез на рыбалку.

Я не хотела оставаться совершенно одна в доме, потому что Сергей тоже был в отъезде, и попросила Вацека не тащить с собой собаку. Конечно, район у нас тихий и даже фешенебельный, но береженого Бог бережет… Как нарочно, утром мы с Вацлавом немного поцапались. Он дулся на меня и поэтому, сделав вид, что не слышит мою робкую просьбу, процедил сквозь зубы недовольное:

– Поставишь дом на охрану.

И быстро затолкал детей с Фридой в свой навороченный рыдван.

Собака высунула лохматую башку из окна, дети что-то радостно кричали из машины, мелькнули красные огоньки, и через мгновение я обнаружила, что стою перед настежь открытыми воротами на пустой улице…

* * *

Теплый вечер перешел в прохладную ночь. Как там у наших классиков? «Стало на небе темнеть, воздух начал холодеть»? Поднялся легкий ветерок, запиликали цикады, чай давно был выпит, а я все сидела в тишине на веранде, не в силах прервать чтение.

Книга захватила меня. Я боролась с дремотой до той поры, пока мои глаза были еще в состоянии различать буквы. Потом они закрылись как-то сами по себе, решительно и бесповоротно – незаметно я заснула.

Вернее, не поняла, что заснула. Осознание этого настигло, когда мелодичный звон цикад перешел в гадкую резкую трель. Пытаясь разлепить сонные глаза, я сфокусировала взгляд на часах и не сразу сообразила: кто-то звонит в дверь. Причем громко и бесцеремонно.

Неужели вернулся брат? Или Вацлав? Или они оба? Ведь обещали только в воскресенье! Ну, конечно, они! Кто же еще в такую поздноту? Часы показывали сколько-то там минут около двух. Или трех? Не разобрать в темноте.

Звонок затрещал с новой силой. Спотыкаясь и наталкиваясь по дороге на мебель, я неуклюже побежала к двери: